баварцы подписали различные договоры, в которых обещали совместно добиваться удовлетворения этих сомнительных претензий. Баварский курфюрст даже пошел на то, чтобы подделать австро-баварский брачный договор XVI века, по которому большая часть австрийских наследственных земель якобы передавалась Баварии в отсутствие прямой мужской линии престолонаследия. Таким образом, еще до 1740 года были явные признаки того, что после смерти императора начнутся проблемы.
Пруссия была в числе тех немецких государств, которые ратифицировали Прагматическую санкцию, отчасти для того, чтобы ускорить переговоры о переселении зальцбургских протестантов на восточные границы Прусского королевства в 1731-2 годах. Однако отношения между Пруссией и Австрийским домом уже давно ухудшались. Габсбурги давно сожалели о том, что поддержали приобретение Пруссией королевской короны в 1701 году, и примерно с 1705 года, когда на престол взошел император Иосиф I, проводили политику сдерживания, направленную на предотвращение дальнейшего усиления династии Гогенцоллернов в Германии. Во время Войны за испанское наследство Пруссия и Австрия в целом воевали на одной стороне, но доклады британских посланников в Берлине свидетельствуют о частых трениях и недовольствах по самым разным вопросам - от признания титулов до размещения войск коалиции и задержек с выплатой субсидий.19 Хотя Фридрих Вильгельм I (присоединившийся к империи в 1713 году) был в некотором роде имперским патриотом, не желавшим оспаривать главенство императора, периодически возникали трения по поводу прав протестантов внутри империи, а в Берлине гневались на готовность императора выслушивать жалобы эстатов земель Гогенцоллернов перед Имперским Аулическим советом в Вене, как будто король в Пруссии был всего лишь мелким имперским чиновником, "принцем Ципфель-Цербстским", как выразился сам Фридрих Вильгельм.
Переломным моментом для Фридриха Вильгельма I стал отказ императора в 1738 году поддержать все еще остававшиеся претензии Бранденбурга на рейнское герцогство Берг. Внешняя политика Фридриха Вильгельма была сосредоточена почти исключительно на обеспечении титула Берга, и император пообещал, в качестве quid pro quo за одобрение Берлином Прагматической санкции, поддержать Бранденбург против других претендентов в этом регионе. Однако в 1738 году Австрия нарушила это обязательство и поддержала соперника. Это стало горьким ударом для Фридриха Вильгельма, который, как говорят, указал на своего сына, сказав: "Вот человек, который отомстит за меня!".20 Общая ярость по поводу австрийского "предательства" во многом способствовала устранению разногласий между отцом и сыном в последние годы правления, а секретный договор от апреля 1739 года, по которому Франция признала "владение" Бранденбургом герцогством Берг, предвещал ориентацию на Австрию и Францию, которая станет характерной чертой раннего правления его сына. В своем "последнем обращении" к сыну, произнесенном 28 мая 1740 года, когда старый король умирал, Фридрих Вильгельм предупредил кронпринца, что Австрийскому дому не следует доверять и он всегда будет стремиться уменьшить положение Бранденбурга-Пруссии: "Вена никогда не отступит от этой неизменной максимы".21
Почему именно Силезия? На различные части провинции существовали территориальные претензии Гогенцоллернов, основанные на ранее присвоенном Габсбургами гогенцоллернском фьефе Ягерндорф (1621) и силезских пястов Лигниц, Бриг и Вохлау (1675), на которые Гогенцоллерны претендовали по праву престолонаследия. Сам Фридрих не придавал значения этим изъеденным молью титулам, и историки в целом следовали за ним, считая юридические записки, составленные в поддержку силезских претензий, просто фиговым листком для акта голой агрессии. Стоит ли их вообще отвергать - вопрос спорный, учитывая слоновую память династии Гогенцоллернов - да и вообще европейских династий раннего средневековья - о невыполненных претензиях на наследство.22 Но более веской причиной выбора Силезии было то, что это была единственная провинция Габсбургов, имевшая общую границу с Бранденбургом. Кроме того, она была очень слабо защищена - в 1740 году в ней находилось всего 8 000 австрийских солдат. Это была длинная территория в форме большого пальца, простиравшаяся на северо-запад от границ габсбургской Богемии до южного края Ноймарка. По всей ее длине протекала река Одер, чей поток поднимается в горах Верхней Силезии и течет на северо-запад, рассекая Бранденбург и впадая в море у Штеттина в Померании. Силезия приносила Вене больше доходов в виде налогов, чем любая другая из наследственных австрийских земель. Это был один из самых густонаселенных индустриальных районов ранней современной немецкой Европы, со значительным текстильным сектором, специализирующимся на производстве льна, и его аннексия привнесла бы в прусские земли элемент интенсивности производства, которого им до сих пор не хватало.
Однако мало свидетельств того, что экономические факторы играли важную роль в расчетах Фредерика - привычка оценивать стоимость территорий с точки зрения их производственного потенциала еще не устоялась. Более важными были стратегические соображения. Главным из них, вероятно, было опасение, что саксонцы, у которых также были претензии к австрийцам, сами попытаются захватить провинцию или ее часть, если король Пруссии не предпримет первых действий. Как и Британия с Ганновером, Саксония и Польша в это время находились в личной унии, курфюрст Саксонии Фридрих Август II дублировал короля Польши Августа III. Таким образом, земли саксонской династии лежали по обе стороны от Силезии, и казалось весьма вероятным, что саксонцы попытаются каким-то образом сократить разрыв. Так и случилось, после смерти Карла VI саксонцы предложили Марии Терезии свою поддержку в обмен на уступку земельного коридора через Силезию между Саксонией и Польшей. Если бы этот проект был реализован, саксонская монархия контролировала бы обширную территорию, полностью охватывающую Бранденбург на юге и востоке. Она вполне могла бы навсегда затмить Пруссию, что привело бы к долгосрочным последствиям, которые трудно себе представить.
Поведение Фридриха во время нападения на Силезию говорит о спонтанности, граничащей с безрассудством. Он действовал с головокружительной быстротой. Судя по всему, он принял решение о вторжении в течение нескольких дней - возможно, в течение одного дня - после получения известия о неожиданной смерти Карла VI.23 Его современные высказывания передают тон юношеского мачизма и жажды славы. "Отправляйтесь на встречу со славой!", - призывал он офицеров Берлинского полка, собиравшихся отправиться в Силезию. Ссылки на "встречу со славой" и желание "увидеть свое имя в газетах" часто повторяются в переписке.24 К этому следует добавить личную неприязнь, которую Фридрих питал к дому Габсбургов с момента их участия в кризисе, вызванном его попыткой бегства летом 1730 года. Фредерик самым непосредственным образом ощутил значение подчиненного положения Бранденбурга-Пруссии в империи, и хотя он переносил свои невзгоды с внешней невозмутимостью, тлеющая обида на свою участь дала о себе знать в его отказе примириться с браком, заключенным с согласия Австрии, с Елизаветой Брауншвейг-Бевернской. Акцент на эмоциональной мотивации может противоречить более поздним историческим хроникам Фридриха, в которых он представляет себя гиперрациональным исполнителем бескровного государственного решения, но он полностью соответствует его более фундаментальным убеждениям о движущих
